Белые флаги - Страница 29

– Уважаемый Исидор прав! – воскликнул Тигран. – Когда я умру, для меня не будет ни бога, ни прокурора, ни судьи. Хоть складывай, хоть вычитай, – после меня останется нуль. Так ведь, Шошиа?

– Ничего подобного! Ты умрешь, но подобных тебе дураков у бога останется ещё три миллиарда. А к двухтысячному году их станет восемь миллиардов!

– Таких, как я? – удивился Тигран.

– И похуже тебя.

– Восемь миллиардов?

– Ну, не восемь, так половина!

– Полмиллиарда?

– Нет, половина тех восьми, четыре миллиарда.

– Ва-а, четыре миллиарда! С ума можно сойти!

– Вот я и говорю: когда весь мир превратится в тигранов, богу станет стыдно за содеянное им, и он уничтожит человечество! – резюмировал Чейшвили.

– Чейшвили, тебе в карантине делали укол? – вдруг спросил Девдариани.

– Какой укол?

– Обыкновенный укол. В карантине.

– При чем тут укол?

– При том… Скажи, делали? – повторил Девдариани таинственным шепотом.

– Делали. А что?!

– Большой или маленький?

– Большой!

– Да-а-а…

– В чем дело? – забеспокоился Чейтвили.

– А тебе не сказали, какой это укол?

– Сказали, против тифа, чумы и холеры.

– Ха-ха-ха! – иронически рассмеялся Девдариани.

– В чем дело, Девдариани? Что вы в этом видите плохого? разнервничался Чейшвили.

– Значит, три укола?

– Нет, два укола и одну прививку! – уточнил Чейшвили.

– Ай-яй-яй! – всплеснул руками Девдариани.

– Да скажите, в конце концов, в чем дело?

Девдариани молчал и с сожалением качал головой. Потом он взглянул на Чейшвили такими глазами, что мне действительно стало страшно и в сердце вкралось предчувствие чего-то трагического, ибо укол, о котором говорил Девдариани, делали и мне, впрочем, и всем остальным.

– Девдариани, говори, в чем дело, или убей меня! – взмолился Чейшвили.

– Скажи, Чейшвили, как давно тебе не снилась женщина?

Чейшвили сперва улыбнулся, потом громко рассмеялся, но вдруг внезапно побледнел, как полотно:

– Девдариани, неужели?!

Девдариани утвердительно кивнул, всем своим видом выражая искреннее сочувствие.

– Неправда! Ложь! Не поверю! – взвыл Чейшвили, оглядывая нас испуганными глазами. – Как же это? А?!

– Ладно уж, не убивайся! – утешил его Лимон. – Пройдет лет десять и…

– Как десять?!

– Так. Каждый укол рассчитан на пять лет… Собственно, упрекать администрацию тюрьмы в данном случае нельзя. Мы, брат, мужчины… И знаем, как трудно мужчина переносит отсутствие женщины… Правилами тюремного распорядка… это самое… обслуживание мужчины женщинами не предусмотрено… Вот и получается, что в интересах нашей нервной системы эти уколы просто необходимы…

– К черту нервы! – завопил Чейшвили. – Кому нужны нервы! Десять лет прожить жалким скопцом, евнухом, кастратом?! Да на черта мне потом жизнь?! Какое они имели право?! Что я, Распутин какой-нибудь?! Или Чезаре Борджиа?! Вот ещё! Усмиряющие уколы! Произвол! Десять лет! Да через десять лет я сам себе сделаю этот укол! Мне жизнь нужна сейчас! Я сейчас собираюсь создать семью! Что это такое?! На что это похоже?! Почему судьба моего потомства должна зависеть от воли какого-то болвана, начальника тюрьмы?! Кому мой темперамент причинил беспокойство?! Я вас спрашиваю, люди! Чего вы молчите?! Вам разве не делали этих уколов?! Ты! – набросился Чейшвили на Шошиа. – Чего ты улыбаешься, дурак! Тебе ведь тоже сделали укол?

– А мне наплевать! У меня двое детей… А женщины… При моей-то статье не то что бабы, сам ангел мне не мил, а ну их!

– А вы, уважаемый Исидор? – кинулся Чейшвили к Исидору. Тот лишь улыбнулся снисходительно и выразительно провел рукой по седой голове. Чейшвили смутился, но тут же повернулся ко мне.

– А ты?!

– Мне делали один маленький укол!

– Маленький?

– Да.

– А что значит маленький, Девдариани?!

– Маленький укол на один год! – невозмутимо объяснил Лимон.

– Так это был мой укол! Они спутали. Это мой срок – год! Как бы они там ни тянули, больше года мне суд не даст! Что мне теперь делать?!

Чтобы не расхохотаться, я бросился на нары и уткнулся лицом в подушку.

– Заявление! – крикнул кто-то.

– Какое заявление? О чем? – спросил удивленный Чейшвили.

– О восстановлении мужских способностей! – ответил Девдариани.

– А где вы были до сих пор?! Чем мне теперь поможет заявление? спросил Чейшвили упавшим голосом.

– Пиши, пока не поздно!

– Бумагу! – крикнул Чейшвили. Ему подали лист бумаги. – Карандаш! Подали карандаш. Он присел к столу, с минуту грыз карандаш, потом спросил:

– Кому адресовать заявление?

– Начальнику тюрьмы!

– Прокурору!

– Президенту!

– Врачу!

– ООН!

– Распутину! – посыпалось со всех сторон.

– Пиши на Мао Цзэдуна, у него есть женьшень, говорят, помогает! посоветовал Шошиа.

– Провокатор! – поморщился Чейшвили. – Девдариани, кому писать заявление?

– Начальнику тюрьмы, и как можешь категоричнее! – ответил тот серьезно.

– Спасибо, друг! – прослезился Чейшвили. – А вы, – обратился он к нам, – вы – скоты и сволочи!

– Заза-джан, пока он сочиняет заявление, ты продолжай читать газету! – попросил Тигран.

– Ладно. Читаю. "Чтобы человеку быть здоровым!"

– Вот это как раз для нас! – одобрил Шошиа.

– "Трудно найти человека, который не испытывал бы головных болей…"

– Неправда! У меня никогда голова не болела! – прервал меня Гулоян.

– Тигран, здесь сказано про людей! – сказал я и продолжал: – В большинстве случаев головные боли носят непродолжительный характер. Если же боль резкая и продолжается длительное время, что не может не отразиться на трудоспособности человека, – это, как правило, указывает на заболевание, и в таком случае следует обратиться к врачу. Вмешательство специалиста желательно также и в случаях заболевания желудка, печени, аппендикса, при переломах, зубной боли, обильном потовыделении и совершенно необходимо при острых инфекционных заболеваниях, таких, как брюшной тиф, оспа, холера и т. д. Самолечение – враг здоровья. Кандидат медицинских наук, врач К. Долгорукова…"