Белые флаги - Страница 6

– Не Сиони, а Светицховели!

– Не все ли равно, Лимон-джан?

– Как все равно, когда Светицховели – во Мцхете, а Сиони – в Тбилиси?!

– Ну и что?

– Как ну и что? Билет до Мцхеты денег стоит, а он даже собственным детям не платит алиментов!

В камере поднялся хохот.

Надзиратель, поняв, что его разыгрывают, закрыл папку и выскочил из камеры, сильно хлопнув дверью. Мы продолжали смеяться. Вдруг приоткрылась форточка и показалось раскрасневшееся лицо надзирателя.

– Завтра останетесь без прогулки!

– Подумаешь, тоже мне прогулка по Головинскому! Проваливай отсюда, мать твою!.. – крикнул Гулоян.

Форточка захлопнулась.

Семеро непорочных и три падших ангела

Был в детстве со мной случай, так сильно потрясший меня, что до сих пор при одном воспоминании о нем я обливаюсь холодным потом.

Не помню точно, сколько мне было тогда лет. Мать повела меня в зоопарк. Сперва я катался в коляске, запряженной пони, потом мы направились к обезьянам.

– Смотри, как она похожа на тебя! – сказала с улыбкой мать, показывая на маленькую смешную макаку. Я был очень этим доволен и на радостях отдал мартышке все свои конфеты.

Потом мы пошли к медведям. Здесь было очень много детей, и мне ничего не было видно. Тогда мать взяла меня на руки.

Я глянул на медведей, и мне думалось, что они больше похожи на людей, чем обезьяны, – они стояли на двух ногах, не имели хвостов и пили лимонад из бутылки точно так, как беспалый нищий перед нашим домом.

Потом я долго соревновался с цаплей, стоявшей на одной ноге, и, конечно, победила цапля.

А потом я увидел тура. Он застыл, словно каменное изваяние, на краю искусственной скалы, и трудно было поверить, что это живое существо.

– Э-ге-ге-е!.. – крикнул я и запустил в тура камень.

Камень упал в двух шагах от него и покатился по скале. Тур не шелохнулся, как говорится, не моргнул глазом… Задумчивый его взор был устремлен к синевшим вдали Кавказским горам.

– Мама, почему он не двигается?

– Думает, сынок… Пойдем поскорей, через десять минут закроют!

Не поняв, о чем говорила мать, я вприпрыжку последовал за ней. Мы подошли к одноэтажному зданию. Мать приоткрыла дверь с тугой пружиной и пропустила меня вперед. Мы оказались в огромном помещении, уставленном металлическими клетками. В нос ударило тлетворным запахом падали. Это был страшный, неведомый для меня мир: огромные гривастые львы лениво поводили глазами, медленно, тяжело вышагивали вдоль клеток полосатые тигры, беспокойно бегали и кидались к решеткам леопарды и пантеры…

Кроме нас, в зале не было никого. В дальнем углу помещения женщина в грязном синем халате подметала клетку льва и громко выговаривала ему за грязь и плохое поведение.

Меня стал пробирать страх. Этот огромный зал напоминал темницу, куда бросили побежденных в кровопролитном бою и захваченных в плен полководцев и придворных какого-то неведомого грозного повелителя. И вот теперь пленники сидели в железных клетках. Некоторые из них, ещё не привыкнув к неволе, с остервенением пытались разбить ненавистные решетки; другие, затаившись, строили планы побега; иные же, свыкнувшись со своей печальной участью, покорно ожидали приговора судьбы.

Внезапно наступила тишина. Навострив уши, звери, словно по команде, уставились в одну точку. Распахнулись тяжелые двери, и в зал вкатились две тачки, груженные мясом.

– Уа-а-а! – завыли звери.

– Зр-р-р! – задрожали железные клетки.

– Мама-а-а! – заревел я и уткнулся лицом в материнское платье, спасаясь от надвигавшегося со всех сторон воя и грохота.

До меня донесся успокоительный голос матери:

– Не бойся, сынок! Не бойся, маленький!

И следом грозный крик женщины в синем халате:

– Ты что, читать не умеешь, дура несчастная? Висит ведь табличка на дверях: с часу До двух – обеденный перерыв! А ну, быстро уводи мальчика, пока он не умер со страха!

И снова – извиняющийся голос матери:

– Уходим, родная, уходим! Простите ради бога!..

Чувство, подобное испытанному тогда в зоопарке, овладело мной, когда надзиратель открыл дверь и впустил меня в камеру.

С минуту я стоял молча, прислонившись спиной к двери, потом бросил на цементный пол свою котомку и присел на неё.

Люди, сидевшие на нарах, взирали на меня с нескрываемым любопытством. "Наверное, надо встать и поздороваться с ними", – подумал я, но не сдвинулся с места.

– Остался ещё кто-нибудь на воле? – услышал я чей-то голос, и тут же камера взорвалась хохотом. Я не понял, к кому был обращен этот вопрос, но все же вежливо улыбнулся.

Наступила тишина.

– Как твоя фамилия? – спросил меня кто-то.

– Накашидзе.

– Надо полагать, у тебя есть и имя?

– Заза.

– Вор?

Я удивленно поглядел в сторону спрашивающего и понял, что вопросы мне задавал один и тот же человек. Это походило на допрос.

– Нет, я не вор! – ответил я довольно грубо.

– Ты не обижайся! Я – староста камеры и должен знать все. Таков порядок. Значит, ты не вор… Зачем же тебя посадили?

– Я… Как вам сказать… В ресторане убили человека… Я и мой товарищ были там… Одним словом…

– Знаю, знаю, вы не убивали его!.. – прервал он меня.

– Откуда вы знаете? – обрадовался я.

– Как – откуда? Тут, брат, все невинные, непорочные, кроме вот этих трех падших ангелов! – И он с улыбкой указал на трех мужчин. Те тоже улыбнулись. – Падение их заключается в том, что они сами признались в совершенных преступлениях… Гм! Не застукай их милиция на месте, стали бы они признаваться!.. А ты не бойся, парень!

– Да нет, я на самом деле невиновен! – снова пояснил я старосте.