Белые флаги - Страница 5
5
– Кто староста? – спрашивает надзиратель.
– Я! – отвечает с явным мегрельским акцентом один из нас и встает.
– Фамилия!
– Гоголь!
Надзиратель бросает на старосту косой взгляд.
– Имя!
– Чичико!
– Фамилия! – снова спрашивает надзиратель.
– Я ведь сказал, начальник, – Гоголь!
Глаза надзирателя наливаются кровью.
– Сгною в карцере! – ревет он.
– Новичок… – замечает кто-то.
– А вот и выкуси, уважаемый начальник! Фамилия моя на самом деле Гоголь! – спокойно отвечает Чичико и садится.
Надзиратель раскрывает папку с бумагами, уставляется в список, потом с недоумением взглядывает на Чичико и, помолчав некоторое время, приступает к перекличке:
– Девдариани!
– Здесь!
– Накашидзе!
– Я!
– Гулоян!
– И я здесь!
– Гоголь!
Чичико не отвечает.
– Гоголь! – повышает голос надзиратель.
– Я не Гоголь! – вскакивает Чичико. – Я – Толстой, Илья Чавчавадзе, Дуту Мегрели, Грибоедов! Понятно? Не Гоголь я! Вычеркните меня из этого проклятого списка и отпустите домой! Ясно?!
Поднимается хохот. Надзиратель-новичок, смешавшись, растерянно улыбается.
– Ты откуда? – спрашивает он Чичико.
– Из Нахаребао, провалиться ему в тартарары! Двести лет назад дед моего деда поселился там, да и омегрелился. Ему что? Лежит себе в могиле. А мне из-за его фамилии покоя нет! Хотя бы словечко знал я по-русски или по-украински!.. Вот наказание!..
Мы кое-как успокоили Чичико.
Надзиратель продолжал:
– Чейшвили!
– Я, уважаемый!
– Мошиашвили!
– Здесь я, здесь, дорогой!
– Мебуришвили!
– Здесь!
– Гамцемлидзе!
– К вашим услугам!
– Саларидзе!
– Есть!
– Моголадзе!
– Его ещё не арестовали! – замечает кто-то.
– Соголадзе, – поправился надзиратель.
– Ищут!
– Чоголадзе! – выкрикивает надзиратель.
– Он в соседней камере, – показывает большим пальцем себе за спину Гулоян.
– Почему же его фамилия в этом списке? – спрашивает надзиратель.
– А я почем знаю? – удивляется Тигран.
– Уважаемый, быть может, вы ищете Гоголадзе? – спрашивает с изысканной вежливостью Шошиа.
Надзиратель молча смотрит на него, потом заглядывает в список и утвердительно кивает головой:
– Да, Гоголадзе!
– В таком случае это – я! – встает Шошиа.
Надзиратель захлопывает папку и обращается к старосте:
– Гоголь! Есть претензии у десятой пятого? ("Десятая пятого" означает: десятая камера пятого этажа.)
– Изложить письменно или доложить на словах? – спрашивает Чичико.
– Говорите! – хмурится надзиратель, вновь раскрывает папку.
Гоголь подмигивает нам.
– Я думаю, начнет Гамцемлидзе! – говорит он с улыбкой.
Гамцемлидзе поправил очки и начал:
– Вам, должно быть, известно, что мы – не обыкновенные арестанты…
– А какие же? – удивился надзиратель.
– Не перебивайте, уважаемый! Гамцемлидзе предупреждающе поднял руку. – Мы ведь не мешали вам при чтении списка!
Сбитый с толку надзиратель раскрыл было рот, но промолчал. А Гамцемлидзе продолжал:
– Наши дела на данном этапе находятся, так сказать, в стадии следствия, и этим положением должна определяться амплитуда обращения с нами, как с гражданами, находящимися в неофициальном, так сказать, в предварительном, временном заключении. Это обращение должно в разумных пределах колебаться между, так сказать, строгостью и милосердием таким образом, чтобы условия нашего пребывания в тюрьме на время, предусмотренное структурой и технологией следствия, были для нас, так сказать, приемлемы, ибо физические возможности человеческого организма и его моральные…
– Гоголь, – обратился надзиратель к старосте, и нижняя челюсть его задрожала, – чего он хочет?
– Похоже, что путевку на двадцать четыре дня в Лебарде!
– Бесплатную? – спросил надзиратель.
– Бесплатную! – улыбнулся Чичико.
– Скажи ему, пусть сядет, пока я не сошел с ума!
– Я сяду, уважаемый, когда мне объяснят, почему, несмотря на мои настоятельные просьбы, я до сих пор не получил седьмой том Чернышевского! – заявил Гамцемлидзе.
– И этот человек должен сидеть в тюрьме?! – воскликнул Тигран Гулоян.
– Садитесь, Чернышевский! – распорядился Гоголь. – Теперь твоя очередь, Чейшвили!
Чейшвили встал.
– Начать с моих личных претензий, а потом доложить о претензиях всей камеры, или прикажете говорить вперемежку обо всем? – спросил он надзирателя.
Тот пожал плечами.
– Валяй все сразу! – подзадорил я Чейшвили.
– Значит, так. Первое. Нас едят клопы! Второе. Вместо чая нас поят водой! Третье. Вместо пищи нас кормят силосом! Четвертое. Одним лезвием бреют десять человек. Пятое. Нам не дают периодической печати! Шестое. Мы лишены политической литературы! Седьмое. Лично мне не хватает хлеба!
– Его не водят на экскурсии!
– Зарплата у него низкая!
– Обувь жмет!
– И жена его – проститутка!
– Поведение моей жены никого не касается! – ограничился Чейшвили общим заявлением, не смея вступать в спор с Девдариани.
– Тигран, спроси-ка его, почему он не платит алиментов? – обратился Девдариани к Гулояну.
– Слышишь, почему ты не платишь жене алименты? – спросил Тигран.
– Потому что, во-первых, рождение моих детей не совпадает с… э-э… с моими подсчетами, а во-вторых, они не похожи на меня.
– Тигран, – продолжал Девдариани, – скажи этому болвану, что, если ему суждено выйти отсюда, пусть трижды на коленях обойдет Светицховели и поблагодарит бога за то, что дети его не похожи на своего отца!
– Слышишь? Трижды на коленях обойдешь Сиони !
- Предыдущая
- 5 / 49
- Следующая