Белые флаги - Страница 2


К оглавлению

2

Ростом выпил. Мне стало не по себе.

– Ну и потом? – спросил я.

– Помнишь нашу школу?! Мы ходили туда через Варазисхеви, – ушел Ростом от ответа.

– Помню! – вздохнул я с облегчением.

– Мне мама по утрам давала по пятнадцать копеек. А тебе?

– Тридцать.

– А напротив школы был завод кувшинов и горшков…

– Кирпичный завод, – поправил я.

– Да, кирпичный. Но там делали и горшки тоже… И ребят с той улицы называли "кирпичной шайкой", помнишь?

– Они подкарауливали нас и отбирали деньги, помнишь?

– Как не помнить! За пятнадцать копеек тогда давали французскую булку с двумя сосисками. И сверху горчица.

– Вот сволочи! – Мне вдруг стало жаль тех детских тридцати копеек.

– А знаешь, почему они грабили нас с утра?

– Почему?

– А потому что, успей мы войти в школу, и деньги были бы истрачены в буфете!

– Смотри-ка, я и не смекнул! – Меня рассмешила наивная хитрость "кирпичной шайки".

– Да и я сам смекнул только теперь. Наш председатель профкома поступает точно так же: в день получки караулит нас у кассы…

– А все же, где ты работаешь?

– В гараже, мойщиком машин, – неловко улыбнулся Ростом. – А ещё одна трешка была бы сейчас кстати… – Он выразительно взглянул на почти опустевшую бутылку, потом на мою трёшку.

Вдруг возле нашего стола, откуда ни возьмись, вырос какой-то вдрызг пьяный усатый верзила. В правой руке он держал стул, в левой – бутылку "Саперави".

– За процветание и счастье… наш…ш…шего края! Да здравствует!.. Ура! – провозгласил он заплетающимся языком.

– Ура! – подхватили мы его призыв.

– В…ваше имя, уважаемый? – обратился усатый ко мне.

– Заза.

– Ого! А в…ваше? – повернулся он к Ростому.

– Ростом.

– О-хо-хо! Б…богатыри! "Амиран сразился с дэвом, задро…ж…жала вся земля!" Так, кажется?! П…пью за красоту нашей земли и ц…целую ваш стол! – Усач покачнулся.

– Садитесь, пожалуйста! – подхватил я его.

– Я со своим с…стулом и вином… Ик!.. Принимаете? – спросил он и, не дожидаясь ответа, проглотил наш последний хинкали.

– Пожалуйста!

– Мы там… кутим… Я и м…мои друзья… один, два, т…три. Я четвертый! – Усач с силой стукнул себя кулаком в грудь.

– Чего же вы хотите, уважаемый? – спросил Ростом.

– Я х…хочу… ик! Я ж…желаю "быть с тоб-о-о-ою всегда, быть с тоб-о-о-ою в моги-и-и-ле…" – неожиданно затянул усач.

– Нам пора, уважаемый, – привстал я.

– Ч…что такое?! – Усач грохнул бутылкой об стол, и вино плеснуло в лицо Ростому.

Побледнев, Ростом медленно привстал, уставился на некоторое время в глаза усачу, потом, не сказав ни слова, утер рукою лицо и выразительно покосился на свою окрашенную в красный цвет ладонь.

– Ваше имя, уважаемый? – очень тихо спросил Ростом усача.

– Акакий, Како, Каки! – отрапортовал тот и сел. – С…садитесь… предложил он и нам.

Мы тоже сели.

– Скажите, глубокоуважаемый А-ка-кий, Ка-ко, Ка-ки, – произнес Ростом по слогам, – чего вам от нас нужно?

Я прыснул. Рассмеялся и Ростом.

– Г…грабят, обирают меня, – прошептал вдруг усач и огляделся с видом заговорщика.

– Кто? – спросил я тоже шепотом.

– Они! – Он кивнул головой куда-то в сторону. – Г…грабят, понимаете, г…грабят, сосут мою к…кровь…

– Да скажите же, в чем дело? – спросил Ростом и налил себе вина из бутылки усача.

– Кровь мою пьют! – выкрикнул тот во всю глотку, словно вдруг протрезвев. – Обирают меня!

Ростом поставил свой стакан.

– Кто же, кто? – спросил я.

– Они! Не дают слова вымолвить! Хлеб-соль мои, вино моё, расходы мои, и мне же затыкают рот! "Соединимся!", "Объединим столы!" Сволочи! Трепачи!.. Там я был тамадой, а здесь – этот скопец, это ничтожество! И ещё лишает меня слова! Меня! За моим же столом! У-у, морда! Взгляните, взгляните на этого выродка! Потомок Георгия Саакадзе, Тамары Георгиевны и Давида!.. Ух, мать твою!..

Компания за обеденным столом была уже в той стадии опьянения, когда нестройное пение и нечленораздельные выкрики, слившись в дикий рев, лишают людей последних проблесков разума.

– Это вы про своих друзей? – спросил я нашего гостя.

– Кто им друг?! Да я их…

– Ладно, ладно, успокойтесь!

– Молчать, болван!.. Батальон, сми-ир-но-о! Равнение на середину! Прямой наводкой – ого-о-онь!..

Мы не успели опомниться, как рука усача быстро описала в воздухе дугу, и бутылка, пролетев через весь зал, бомбой взорвалась, стукнувшись об угол дальнего стола. Звякнули осколки. Вслед за первой усач швырнул и вторую – нашу – бутылку.

– Ау-у-у-о-о! – грянуло оглушающим воплем, и озверелая, потерявшая человеческий облик толпа, вооруженная стульями, двинулась на нас.

Я помню: Ростом богатырским ударом в челюсть свалил усача. Через секунду и сам Ростом оказался на полу, с ним рядом. Тут на мою голову обрушился стул, и все вокруг пошло ходить ходуном. Закружились, запрыгали стулья и столы, под потолком вместо одной засияли сотни электрических лампочек. Потом откуда-то издалека долетела нежная трель милицейского свистка, и… мир поглотила кромешная тьма.

В этой тьме кто-то, подойдя, положил мне на плечо руку:

– Подымайся!

– Что вы сказали? – переспросил я.

– Подымайся и следуй за мной!

– Не могу… Не могу подняться, уважаемый!

Он обнял меня за плечи, приподнял и поставил на ноги.

– Следуй за мной!

Мы шагали долго: он впереди, я – за ним. У меня подкашивались ноги. Кругом была тьма-тьмущая, и лишь осиянная светом голова моего ведущего освещала мне путь. Наконец он остановился у черного дома с решетчатым окном и повелел:

– Войди в сей ковчег!

– Страшно мне! – сказал я, отступая назад.

2